Участник:VSL56/Черновик/Сказъяс

http://komicorpora.ru/ Из цветок / Бажов П. П. (комиӧдіс Денисова А.) // П. Бажов. Сказъяс (1953) ИЗ ЦВЕТОК

Каменный цветок

Не сӧмын Мраморсаяс нимавлісны из делӧ кузяыд. Не одни мраморски на славе были по каменному-то делу. И миян заводъясын сідзжӧ, висьталӧны, сэтшӧм мастерствоыс вӧлӧма. Тоже и в наших заводах, сказывают, это мастерство имели.

Сӧмын сыын торъялӧмыс, мый миян ёнджыкасӧ малахит вылын мырсисны, сійӧ вӧлі уна, и бурджык сортсӧ он аддзы.
Та только различка, что наши больше с малахитом вожгались, как его было довольно, и сорт - выше нет.
Вот тайӧ малахитсьыс и вӧчавлісны прамӧй ногӧн.
Вот из этого малахиту и выделывали подходяще. 
Сэтшӧм штукаяс, мый шензьыныд он вермы: кыдзи сылӧн артмис.
Такие, слышь-ко, штучки, что диву дашься: как ему помогло.
Вӧлі сійӧ кадӧ мастер Прокопьич.
Был в ту пору мастер Прокопьич. 
Тайӧ делӧяс кузя первой морт.
По этим делам первый. 
Сыысь бурджыка некод эз вермы.
Лучше его никто не мог. 
Олӧма нин вӧлі.
В пожилых годах был.
Вот барин и тшӧктіс приказчиклы сувтӧдны тайӧ Прокопьич дорас зонкаясӧс, медым велӧдчасны.
Вот барин и велел приказчику поставить к этому Прокопьичу парнишек на выучку.
— Мед пӧ дзик ставсӧ сы моз жӧ кутасны вӧчны.
- Пущай-де переймут все до тонкости.
Сӧмын Прокопьич — то ли сылы жаль вӧлі эновтны ассьыс мастерствосӧ, то ли ещӧ мыйлакӧ, — велӧдіс зэв лёка.
Только Прокопьич, - то ли ему жаль было расставаться со своим мастерством, то ли еще что, - учил шибко худо. 
Пыр сылӧн зык да шум.
Все у него с рывка да с тычка. 
Рӧчалас зонкаӧс, юртырыс сылӧн лоӧны сюръяс, пельсӧ муртса оз орӧд, да и шуӧ приказчиклы: — Оз туй тайӧ...
Насадит парнишке по всей голове шишек, уши чуть не оборвет, да и говорит приказчику: - Не гож этот... 
Синмыс сылӧн абу способнӧй, киыс абу пельк.
Глаз у него неспособный, рука не несет.
Тӧлк оз ло.
Толку не выйдет.
Приказчиклы, тыдалӧ, тшӧктӧма вӧлі бурӧдны Прокопьичӧс.
Приказчику, видно, заказано было ублаготворять Прокопьича.
— Оз кӧ туй, мед оз туй...
- Не гож, так не гож... 
Мӧдӧс сетам... — Да ыстас мӧд зонкаӧс.
- Другого дадим...-И нарядит другого парнишку.

Ребятишки прослышали про эту науку... Спозаранку ревут, как бы к Прокопьичу не попасть. Отцам-матерям тоже не сладко родного дитенка на зряшную муку отдавать, - выгораживать стали своих-то, кто как мог. И то, сказать, нездорово это мастерство, с малахитом-то. Отрава чистая. Вот и оберегаются люди. Приказчик все ж таки помнит баринов наказ - ставит Прокопьичу учеников. Тот по своему порядку помытарит парнишку, да и сдаст обратно приказчику. - Не гож этот... Приказчик взъедаться стал: - До какой поры это будет? Не гож да не гож, когда гож будет? Учи этого... Прокопьич знай свое: - Мне что... Хоть десять годов учить буду, а толку из этого парнишки не будет... - Какого тебе еще? - Мне хоть и вовсе не ставь, - об этом не скучаю... Так вот и перебрали приказчик с Прокопьичем много ребятишек, а толк один: на голове шишки, а в голове - как бы убежать. Нарочно которые портили, чтобы Прокопьич их прогнал.

- Нет, - отвечает, - не могу больше. Измаялся весь, не выходит. Покажи каменный цветок. - Показать-то, - говорит, - просто, да потом жалеть будешь. - Не отпустишь из горы? - Зачем не отпущу! Дорога открыта, да только ко мне же ворочаются. - Покажи, сделай милость! Она еще его уговаривала: - Может, еще попытаешь сам добиться! - Про Прокопьича тоже помянула: - Он-детебя пожалел, теперь твой черед его пожалеть. - Про невесту напомнила: - Души в тебе девка не чает, а ты на сторону глядишь. - Знаю я, - кричит Данилушко, - а только без цветка мне жизни нет. Покажи! - Когда так, - говорит, - пойдем, Данило-мастер, в мой сад. Сказала и поднялась. Тут и зашумело что-то, как осыпь земляная. Глядит Данилушко, а стен никаких нет. Деревья стоят высоченные, только не такие, как в наших лесах, а каменные. Которые мраморные, которые из змеевика- камня... Ну, всякие... Только живые, с сучьями, с листочками. От ветру-то покачиваются и голк дают, как галечками кто подбрасывает. Понизу трава, тоже каменная. Лазоревая, красная... разная... Солнышка не видно, а светло, как перед закатом. Промеж деревьев-то змейки золотенькие трепыхаются, как пляшут. От них и свет идет. И вот подвела та девица Данилушку к большой полянке. Земля тут, как простая глина, а по ней кусты черные, как бархат. На этих кустах большие зеленые колокольцы малахитовы и в каждом сурьмяная звездочка. Огневые пчелки над теми цветками сверкают, а звездочки тонехонько позванивают, ровно поют. - Ну, Данило-мастер, поглядел? - спрашивает Хозяйка. - Не найдешь, - отвечает Данилушко, - камня, чтобы так-то сделать. - Кабы ты сам придумал, дала бы тебе такой камень, а теперь не могу. - Сказала и рукой махнула. Опять зашумело, и Данилушко на том же камне, в ямине-то этой оказался. Ветер так и свистит. Ну, известно, осень. Пришел Данилушко домой, а в тот день как раз у невесты вечеринка была. Сначала Данилушко веселым себя показывал - песни пел, плясал, а потом и затуманился. Невеста даже испугалась: - Что с тобой? Ровно на похоронах ты! А он и говорит: - Голову разломило. В глазах черное с зеленым да красным. Света не вижу. На этом вечеринка и кончилась. По обряду невеста с подружками провожать жениха пошла. А много ли дороги, коли через дом либо через два жили. Вот Катенька и говорит; - Пойдемте, девушки, кругом. По нашей улице до конца дойдем, а по Еланской воротимся. Про себя думает: "Пообдует Данилушку ветром, - не лучше ли ему станет". А подружкам что... Рады-радехоньки. -И то, - кричат, - проводить надо. Шибко он близко живет - провожальную песню ему по-доброму вовсе не певали. Ночь-то тихая была, и снежок падал. Самое для разгулки время. Вот они и пошли. Жених с невестой попереду, а подружки невестины с холостяжником, который на вечеринке был, поотстали маленько. Завели девки эту песню провожальную. А она протяжно да жалобно поется, чисто по покойнику. Катенька видит - вовсе ни к чему это: "И без того Данилушко у меня невеселый, а они еще такое причитанье петь придумали". Старается отвести Данилушку на другие думки. Он разговорился было, да толькоскороопятьзапечалился.Подружкикатенькины тем временем провожальную кончили, за веселые принялись. Смех у них да беготня, а Данилушко идет, голову повесил. Сколь Катенька не старается, не может развеселить. Так и до дому дошли. Подружки с холостяжником стали расходиться - кому куда, а Данилушко уж без обряду невесту свою проводил и домой пошел. нька и говорит; - Пойдемте, девушки, кругом. По нашей улице до конца дойдем, а по Еланской воротимся. Про себя думает: "Пообдует Данилушку ветром, - не лучше ли ему станет". А подружкам что... Рады-радехоньки. -И то, - кричат, - проводить надо. Шибко он близко живет - провожальную песню ему по-доброму вовсе не певали. Ночь-то тихая была, и снежок падал. Самое для разгулки время. Вот они и пошли. Жених с невестой попереду, а подружки невестины с холостяжником, который на вечеринке был, поотстали маленько. Завели девки эту песню провожальную. А она протяжно да жалобно поется, чисто по покойнику. Катенька видит - вовсе ни к чему это: "И без того Данилушко у меня невеселый, а они еще такое причитанье петь придумали". Старается отвести Данилушку на другие думки. Он разговорился было, да толькоскороопятьзапечалился.Подружкикатенькины тем временем провожальную кончили, за веселые принялись. Смех у них да беготня, а Данилушко идет, голову повесил. Сколь Катенька не старается, не может развеселить. Так и до дому дошли. Подружки с холостяжником стали расходиться - кому куда, а Данилушко уж без обряду невесту свою проводил и домой пошел. Прокопьич давно спал. Данилушко потихоньку зажег огонь, выволок свои чаши на середину избы и стоит, оглядывает их. В это время Прокопьича кашлем бить стало. Так и надрывается. Он, вишь, к тем годам вовсе нездоровый стал. Кашлем-то этим Данилушку, как ножом по сердцу, резнуло. Всю прежнюю жизнь припомнил.Крепкожаль ему старика стало. А Прокопьич прокашлялся, спрашивает: - Ты что это с чашами-то? - Да вот гляжу, не пора ли сдавать? - Давно, - говорит, - пора. Зря только место занимают. Лучше все равно не сделаешь. Ну, поговорили еще маленько, потом Прокопьич опять уснул. И Данилушко лег, только сна ему нет и нет. Поворочался-поворочался, опять поднялся, зажег огонь, поглядел на чаши, подошел к Прокопьичу. Постоял тут над стариком-то, повздыхал... Потом взял балодку да как ахнет по дурман-цветку, - только схрупало. А ту чашу, - по барскому-то чертежу, - не пошевелил! Плюнул только в середку и выбежал. Так с той поры Данилушку и найти не могли. Кто говорил, что он ума решился, в лесу загинул, а кто опять сказывал - Хозяйка взяла его в горные мастера. На деле по-другому вышло. Про то дальше сказ будет.